Человек — существо хрупкое и не сильно мудрое. Все мы горазды строить планы, не подозревая, насколько смешны они с точки зрения Бога. Я — не исключение. Готовясь к выступлению на первом песенном конкурсе среди уральских журналистов, совсем не предполагал оказаться на больничной койке. Но пришлось…
Активированный уголь vs аппендицит
Уже с самого утра в электричке до Екатеринбурга, где в местном Доме журналистов проводился конкурс, я почувствовал боль в животе. Списав все на подозрительный вкус сметаны за завтраком, отправился в аптеку за активированным углем. Через пару часов, уже еле передвигая ноги, купил упаковку но-шпы. Результат оказался нулевым. В итоге день завершился для меня победой в номинации «авторская песня» и срочной эвакуацией домой в состоянии, близком к обмороку.
И ведь мог бы вызвать скорую, не маяться ночь с температурой под 39 градусов. Доктор наверняка с первого взгляда определил бы у меня приступ аппендицита, поржал над моей попыткой победить его активированным углем, а там — операция, пять дней на восстановление, и все дела!
Блин, куча дел и кто их закончит вместо меня — Пушкин?
Но нет, мы все боимся врачей как огня. Это во-первых. Во-вторых же, мы еще ответственные работники! И вот это хуже всего. Потому что круче «отмазки» для родных, умоляющих нас показаться специалисту, не найдешь: у меня, блин, куча дел и кто их закончит вместо меня — Пушкин?
В общем, чуть оклемавшись с утра, я храбро решил, что готов жить дальше без стороннего вмешательства во внутренние дела моего организма. Шли дни (уже потом, читая записи в больничной карточке, я выяснил, что провел без медицинской помощи 120 часов!), ходил на работу, писал статьи в «Нейву».
«Я забираю вас в стационар!»
На пятые сутки, только чтобы отделаться от попыток жены отправить меня в стационар, я решил посетить кабинет УЗИ. Вот там и услышал впервые замечательный свой диагноз — «аппендикулярный инфильтрат».
Грубо говоря, я таки дождался осложнения, в результате которого к воспаленному аппендиксу добавились другие ткани и в брюшной полости образовался довольно болезненный на ощупь «мешок», сантиметров пять в диаметре. Меня тут же направили в хирургию.
Дежуривший в тот вечер завотделением Владимир Усов, лишь глянув на результат моего УЗИ и анализ крови, твердо сказал: «Я забираю вас в стационар!».
Глупо хихикнув и еще на что-то надеясь, я пискнул: «Что, прямо вот так и забираете?». Ответом было строгое «Да!». А посмотрев в глаза Владимиру Николаевичу, выражавшие спокойную решимость боевого офицера взять меня в рукопашной, если понадобится, я понял, что обречен на лечение.
Журналист — он везде журналист. Изучить жизнь отделения экстренной хирургии изнутри показалось мне отличным шансом, все лучше, чем страдать от скуки! Уже вскоре я втянулся в обычный ритм существования без компьютера и теленовостей.
Избавился от страшилок
Мы все наслышаны о многих проблемах городской медицины, а потому вполне готовы дать волю воображению и представить ситуацию в крайне негативных тонах. Ну, там палаты с ободранными стенами, где в удушливом спертом воздухе мучаются никому не нужные больные…
Вот от таких страшилок избавляешься быстро. Всюду чисто, сделан ремонт. Да, неутешительные итоги оптимизации видны невооруженным глазом — нет элементарно пластыря или таблеток анальгина, да и подушку мою вместо наволочки завернули в обычную простынку. Но притом, лежа на удобной койке в просторной палате, где регулярно проводится влажная уборка и включают специальные лампы для дезинфекции, чувствуешь себя словно в санатории.
Есть палаты на четыре места, мне повезло — нас двое.
Каша-размазня - это полезно
Еще один миф о стационаре — невкусная еда. Поначалу и я, поковыряв ложкой кашу-размазню, решил, что в этом вопросе жутким слухам стоило верить. Однако по прошествии времени пришел к выводу — не все так однозначно.
Пациенты питаются по-разному: есть те, кому подают именно вот эту самую кашу трижды в день, добавляя в рацион мясную или рыбную котлету, плюс сладкий чай; а есть иные — они вкушают и дразнящий ароматами плов, и борщ, и курочку.
Просто все в лечебном учреждении подчинено единственной цели — как можно скорее поставить больного на ноги. А потому человеку с таким диагнозом, как мой, всякая вкуснятина пойдет лишь во вред. Что делать, завидуем и едим полезную размазню...
Тем более, что в первую неделю моего пребывания в стационаре было совсем не до разносолов. Инфильтрат рассасываться не желал — его долбали антибиотиками, но безрезультатно. Симпатичные девушки-медсестры, по нескольку раз в сутки ставившие уколы и капельницы, уже с сомнением разглядывали мои вены в поисках места для очередной инъекции.
Температура выше 38-ми, а то и 39 градусов стала нормой. Добавьте к этому невозможность спать на правом боку из-за боли (потом стало известно, что аппендикс мой в эти дни благополучно переварился и исчез из организма как факт). В целом было невесело.
«Так, Серебряков, опять температура у вас! Разочаровываете вы меня, молодой человек!»
Но тут как раз сильно выручало отношение всего медперсонала. Трудно и даже как-то неприлично впадать в депрессию, когда тебя реально опекают и искренне сопереживают твоему состоянию дежурные медсестры Клавдия Симакова, Татьяна Сальникова и их коллеги.
Всегда подтянутые и бодрые, словно сошедшие со страниц советского журнала «Здоровье», они не дадут и шанса на уныние: «Так, Серебряков, опять температура у вас! Разочаровываете вы меня, молодой человек!». И хочется после таких слов не только побороть температуру, но и болезнь целиком. Организм мобилизуется, микробы дохнут.
К тому же регулярные посещения хирургов Ивана Черноскутова и Владимира Усова, общение с ними постепенно проясняли картину.
Скрывать от меня никто ничего не собирался: сейчас цель — постараться не допустить абсцесса и уж тем более развития перитонита. Отсюда постоянные инъекции, смена антибиотиков.
Впрочем, на этой стадии победа все же осталась за недугом. Через неделю стало ясно, что гнойник сформировался — это показал сеанс компьютерной томографии. Меня стали готовить к операции.
Мультик про розовых слонов
О чем я только не передумал за предшествовавшие этому событию часы! Подчас накатывала дикая безысходность и казалась бессмысленной даже сама возможность выздоровления. Ну и переживал — как там все будет во время операции: а меня точно усыпят так, что я ничего не почувствую, или вдруг очнусь посреди процесса со скальпелем внутри?
— Ну, рассказывай — какой мультик будешь смотреть под наркозом? Ха, про розовых слонов — классика! Добавим какой-нибудь экзотики, остров с пальмами, да?
По счастью, судьба еще до погружения в наркоз позволила мне познакомиться с анестезиологом-реаниматологом Александром Савельевым. Стремительный и уверенный в том, что все в нашей жизни будет хорошо (даже такая мелочь, как моя операция!), он и мне исподволь умудрился передать это чувство.
«Ну, рассказывай — какой мультик будешь смотреть под наркозом? Ха, про розовых слонов — классика! Добавим какой-нибудь экзотики, остров с пальмами, да? Только смотри, там будет такой большой и очень черный негр — ты, главное, первый с ним не заговаривай!».
И вот момент настал, меня везут на каталке из палаты, где я уже неплохо обжился, к огромному и неуютному лифту. Мы поднимаемся, этаж за этажом, на самый Олимп, туда, где властвуют боги. Не важно, что я вижусь с ними на каждом утреннем обходе, здесь они невидимы и могущественны, как нигде. На их территории, распятый на операционном столе, я чувствую себя в лучшем случае мухой под микроскопом.
Впрочем, опять удача — здесь, в святая святых, у «Нейвы» тоже есть свои люди, и медицинская сестра Ольга Радостева находит нужные слова, чтобы привести мои нервы в порядок, а заодно доступно рассказать обо всем, что мне предстоит в ближайшие полтора-два часа. Маска с наркозом на лице, успеваю лишь выдавить из себя геройскую фразу из репертуара Терминатора, заготовленную заранее: I’ll be back…
«Пациент, просыпаемся!» — это уже следующий кадр, и что было между ними, знают только боги, так и оставшиеся для меня невидимыми. Хотя теперь я в курсе: Владимир Усов с коллегами через прокол в пупке с помощью мини-камеры провел осмотр гнойника, потом сделал надрез в правом боку и вычистил весь инфильтрат.
О перчатках и прокладках
Во рту у меня — омерзительный химический привкус, глаза слипаются, к боку приклеена пластырем марлевая повязка. Мимо все так же стремительно пробегает анестезиолог Александр Савельев, интересуется: «Ну как самочувствие? Розовых слонов видел?».
С трудом перебираюсь в палате на свою койку. Через полчаса замечаю, что одеяло в том месте, где оно укрывает порезанный бок, начинает окрашиваться в нежно-розовый цвет. Медсестра говорит — это в моем случае нормально. Марля будет мокнуть, и мне предстоят ежедневные перевязки.
А еще мне придется теперь перематывать эластичным бинтом ноги — это чтобы после операции не случился тромбоз. Нас, таких, похожих на свежеизвлеченных из саркофагов мумий, в отделении полно — когда идем кушать, сразу по бинтам видно, кого прооперировали.
На первой же перевязке — сразу два сюрприза! Первое — из моего бока, прямо из аккуратного разреза, торчат резиновые перчатки. Пара перчаток, вернее. Вспоминается, конечно, анекдот про пьяных хирургов, забывших перчатки в пациенте во время операции. Ан нет, друзья!
Продолжаю избавляться от мифов — это, оказывается, принятый в медицинской практике метод. По сути, они — дренаж, с помощью которого из раны выходит гной. Второе — лучше всего при перевязках зарекомендовали себя обычные женские прокладки (те, что с крылышками и без). Отлично впитывают все, что нужно, в таких случаях. Так что уже на следующий день родные несут мне несколько разноцветных пакетов, и я, смущаясь, иду с ними в перевязочный кабинет.
Спасибо, что живой!
Потом было еще много всякого — по большей части не сильно захватывающего воображение. Выздоровление — процесс нудный и довольно долгий.
Постепенно я перестал огорчать дежурных медсестер высокой температурой, капельницы и уколы тоже ушли в прошлое. Мой лечащий врач Иван Черноскутов почистил место бывшего абсцесса — вновь пришлось мне испытать на себе малоприятное действие наркоза.
Были еще перевязки, но я с радостью день за днем наблюдал все более удовлетворенное выражение на лице Ивана Николаевича — дело пошло на лад!
Сегодня я уже дома, и все, что случилось со мной за эти три недели, встало в один ряд с другими событиями биографии. Человеческое сознание — штука интересная и загадочная.
Но я вряд ли забуду людей, которые поставили меня на ноги, и буду всегда благодарен им. Для них это просто работа, для меня — не что иное, как повод избавиться от некоторых иллюзий и что-то изменить в своих приоритетах.
Здоровье уже не кажется мне, как в молодости, абстрактным явлением, просто сопутствующим моему беспечному бытию. Теперь все не так. Потому что там, в хирургии, я видел, насколько беспомощными становятся люди в болезни, и сам пережил несколько неприятных моментов. Повторять этот опыт не хочется. А значит, придется стать более внимательным к себе и своей повседневной жизни.