У критической черты: интервью с Андреем Морозовым

Андрей МОРОЗОВ, руководитель ЦМСЧ-31, об итогах оптимизации, финансах, кадрах и надеждах на следующий год — в интервью «Нейве».

— Андрей Юрьевич, какую оценку вы бы дали всем процессам, которые происходили в здравоохранении в последние годы?

— Действительно, изменения были бурными. С одной стороны, они были обусловлены всевозможными оптимизационными мероприятиями, с другой — переходом всей системы оказания медицинской помощи в стране с двухуровневой советской на трехуровневую, а для ФМБА — еще и погружением в одноканальное финансирование. Недавно итог этим процессам подвел и президент, и все наше общество. Помните, у Сталина была фраза про перегибы на местах…

— Вы с ней согласны?

— Я бы сказал, что иногда принимались странные решения.

— Например?

— Ну вот взяли и всех санитарок сократили — перевели в уборщицы. А перевели по одной простой причине — в «дорожной карте» написано, что заработная плата младшего и среднего медперсонала должна достичь средней заработной платы субъекта. Это сразу поставило санитарок под удар, потому что медицинское сообщество не готово уравнять их в зарплате с медсестрами. И я не готов. У них разные уровни ответственности при всем уважении к каждой профессии. Это вызвало в коллективах достаточно явный конфликт. И, когда руководители увидели, что по-другому от конфликта не уйти, решили санитарок убрать.

— Чтобы сохранить атмосферу в коллективе?

— Да. Но здесь я должен сказать, что мы — медсанчасть особенная, можно сказать, уникальная: у нас есть санитарки. В стационаре мы примерно половину их оставили, а в поликлиниках, да, сократили. Там, где нет ухода за пациентами, у нас теперь не санитарки, а уборщицы.

Кстати, вы не найдете ни одного документа с подписью чиновника, где было бы написано — санитарок убрать. Был такой финансовый диктат: у тебя денег нет? Так у тебя 400 санитарок! Как тебе хватать-то будет, голубчик? Зато сейчас все вопросы к главным врачам — а вы почему санитарок-то сократили?

— Ну так ведь президент сказал — санитарок в больницы возвращать.

— Если скажут возвращать, нам возвращать придется не так уж и много. Хромой верблюд, когда караван поворачивает назад, оказывается во главе. Другой вопрос — куда возвращать? К той же формуле, к той же зарплате? Я президента услышал. Он сказал: я же не говорил — уравнять в зарплате. Я говорил, что у младшего медперсонала зарплата должна расти пропорционально. То есть, когда мы поднимаем зарплату медицинским сестрам, пропорционально должна расти и зарплата младшего медперсонала. Мы посчитали: у наших санитарок она выросла даже больше, чем пропорционально.

— Давайте подведем некий итог оптимизации, которой ЦМСЧ-31 занималась все последние годы. Как вы его оцениваете?

— Мы, конечно, оптимизировались, но не до такой степени, как учреждения в области. И прежде всего потому, что у нас есть такая вещь, как государственное задание, которое нам выдает ФМБА. Это такой поплавок, который дает немного больше преимуществ, чем у тех, кто живет на одну территориальную программу.

Возьмем кадровую проблему, которая существует во всем российском здравоохранении. У нас сегодня 40 врачей на 10 тысяч населения. На последней коллегии в области прозвучала цифра — 17-18, в Екатеринбурге — 31. А финансирование-то у всех одинаковое: подушевой норматив примерно одинаков, стационар оплачивается одинаково.

И получается, что врачей у нас в два раза больше, а фонд оплаты труда — как у всех. Поэтому коэффициент совместительства в области выше, и зарплата, соответственно, тоже. Они работают не на 1,2 ставки, как у нас, а на 1,5-2.

Разница в кадровом обеспечении ЗАТО — тоже наша особенность. ФМБА раньше всех начало работу по целевому обучению студентов, это уже дает свои плоды. Благодаря администрации НГО и Росатому мы еще с 2006 года даем медикам квартиры. Поэтому сегодня кадровая ситуация у нас лучше, чем у всех остальных.

Сейчас говорят — давайте платить по программе «Сельский доктор» 1,5 млн рублей, а фельдшерам — 750 тысяч. Уже и миллиона не хватает. И если раньше мы сетовали, что выпускники вузов не приходят в больницы, то сейчас сокращается уже и ручеек поступающих в вузы.

— О чем это говорит?

— О том, что медицинская отрасль перестала быть привлекательной. Мы растратили все, что у нас было: высокие слова о служении уже не работают, а материальные стимулы уже не привлекают.

— Как вы думаете, почему?

— Наша профессия — интересная. Но отдача от нее стала другой. И отношение общества стало совсем другим.

— Каким?

— Иногда безосновательно негативным. Я вот иногда Интернет даже читать не могу. Например, пишут про то, что бригаду «скорой помощи» где-то побили. Половина комментариев знаете какие? Так и надо, мало еще!

— Нашу-то ведь бригаду тоже били?

— Били. И не раз. Кто виноват? Здесь начали формироваться две конфликтные стороны: медицинское сообщество и сообщество пациентов не могут найти общего языка. Медики в большинстве своем продолжают использовать патерналистическую модель в общении с пациентами, когда пациент — подневольный объект, которым можно руководить, потому что мы обладаем специальными знаниями. А пациентское сообщество уже не воспринимает медиков как божественную сущность. Более того, еще и мнение свое возымело.

Я понимаю, что это временное состояние и рано или поздно оно будет преодолено. Пациентом нужно не командовать, а сотрудничать с ним. Но и пациент должен понимать, что от врача требовать можно, а что — невозможно. Последнее иногда требуют тоже.

— В каком финансовом состоянии сегодня медсанчасть? Вам по-прежнему приходится выбирать между закупкой медикаментов и содержанием? Или ситуация стабилизировалась?

— Немного стабилизировалась, да. В 2018 году наша просроченная кредиторская задолженность доходила до 150 млн рублей. К концу года мы ее ликвидировали. С одной стороны, это наши оптимизационные мероприятия и бережливость, с другой — спасибо ФМБА. Финансирование со стороны ТФОМС тоже несколько увеличилось благодаря коэффициенту 1,2 для стационара, который был нам установлен в результате долгих переговоров.

В этом году мы живем без долгов, и это великое счастье. В 2018-м я себе места не находил, потому что на любую просьбу заведующего отделением не знал, что ответить… Здравоохранению так жить нельзя. И доводить до такого нельзя. Добавлю, что в долгах сидели не только мы, это была общая ситуация в области. Другое дело, что область своим медучреждениям помогала деньгами.

А сейчас у нас есть даже определенный профицит средств, и когда мне приходит рапорт с просьбой купить что-нибудь не очень дорогое, я подписываю сверху — «приобрести». И настроение мое в этом году гораздо лучше. Хотя потребности все равно перекрывают возможности.

— В своем недавнем интервью депутат Госдумы Александр Петров сказал, что здравоохранение в ЗАТО хуже, чем на открытых территориях…

— Я не совсем согласен с тем, что наша медсанчасть и ФМБА стали хуже, чем все остальное здравоохранение. Мы все-таки сохраняем свой потенциал. Да, мы оптимизировались, но не сломя голову, потому что у нас есть тыл — ФМБА. Его руководитель всегда говорит нам: оптимизация — не наш путь, мы должны сохранять свою структуру, потому что у наших закрытых городов свои особенности. И, опираясь на это мнение, у меня есть возможность сопротивляться некоторым решениям, когда субъект говорит — «делай так».

— «Делай так» — это как? Сокращай и экономь?

— Ну, если бы я был главным врачом в какой-нибудь из больниц в области, санитарок у нас уже не было бы. Это даже не обсуждается. И стационар был бы не на 600 коек, как сейчас, а меньше.

— То есть в этом случае нам повезло, что мы не подчиняемся области? Это позволяет не уравнивать нас с другими территориями?

— Это позволяет нам проводить достаточно независимую политику. И нашей общественности нужно помочь агентству (ФМБА — прим. ред.) занять то место, которое ему положено. Даже переход на одноканальное финансирование в отношении ЗАТО не сработает. Это не позволит нам развиваться, потому что по тем нормативам, которые дает субъект в системе ОМС, нам не выжить: у нас слишком большая структура, много зданий и сооружений, тяжелой техники.

У нас два пути: либо мы, как все, скатываемся к одноканальному финансированию, либо мы как-то должны вернуться к федеральному бюджету, чтобы он скомпенсировал те потери, которые мы понесли.

— Мы сегодня находимся на критической линии?

— Пожалуй, да. Сегодня как раз та ситуация, когда нужно принимать взвешенные решения.

— Есть ли надежда, что они будут приняты?

— Я очень на это надеюсь. На самом деле все мы — и общественность, и депутаты — к этому шли. В прошлом году начала верстаться программа модернизации учреждений ЗАТО. Сейчас на этот процесс наложилась модернизация первичного звена всего российского здравоохранения, и мы органично туда вошли. В постановлении Правительства РФ мы есть.

Надо сказать, что мы провели серьезную подготовительную работу, описав все проблемы и потребности медико-санитарной части по каждому зданию и каждому отделению. Программа по России должна быть сверстана к 10 января, а к июню, как постановил Президент РФ, должна начать реализовываться.

Первое, что будет лакмусовой бумажкой: в декабре должны быть рассмотрены штатные расписания всех лечебных учреждений, и Минздрав РФ даст нам рекомендации о приведении их в соответствие с нормативными документами. До этого штатные расписания утверждал руководитель учреждения с учетом индивидуальных условий территории. Теперь, видимо, процесс будет формализован.

— Учтут ли, в таком случае, особенности Новоуральска как ЗАТО?

— Не знаю. Как раз на это нам всем нужно будет обращать внимание. Соответственно, будут пересмотрены и принципы формирования заработной платы. Президент сказал так: окладная часть должна быть повышена, но при этом компенсационные и стимулирующие выплаты понижены быть не должны. Без увеличения фонда оплаты труда сделать это невозможно. И это — еще одна лакмусовая бумажка.

Следующая программа — это кадры. На ЗАТО должны быть распространены программы «Земский доктор» и «Сельский фельдшер», и эти деньги к нам должны прийти.

Минздрав ставит амбициозные задачи по модернизации и ремонтам, в теории вообще пересматривая систему оказания медицинской помощи на местах вплоть до учета транспортной доступности и дорог. В Новоуральске с транспортной доступностью все в порядке, а вот что касается сельских территорий, мы вернули бы ФАП в Мурзинку и Пальники, модернизировали бы лечебную амбулаторию в Починке, а в Еланях оставили бы выездную форму работы.

И, конечно, в ремонте нуждается фактически каждое здание медсанчасти, поэтому ждем, когда программа будет сверстана и какое место в ней займет наша ЦМСЧ-31. Все же мы достаточно глубоко зашли в стадию деградации нашей материальной базы.

Ну и главное — раз президент сказал, что денег на развитие дадут, не забыли бы еще и про содержание, которое обеспечивает текущее финансирование всех лечебных учреждений. Для меня это важный момент, и я тоже жду на него ответа.