Мой двор… С виду ничего там за двадцать лет не изменилось — разве что посадили пару деревьев, украсивших пейзаж. И на месте старой молочной кухни, куда я в детстве бегала за молоком и смесями для подрастающего младшего брата, теперь кофейня. Дети, жившие на Мичурина, 4 в двухтысячных, выросли — больше им не нужны напитки, помогающие уснуть. Им нужен крепкий кофе.
Иногда я захожу в дворовое кольцо — раз или два в году. Тихо, никто звонкими голосами не кричит: «Я тебя заляпала, туки-туки!». Эхо не разносится по двору. А как здорово было играть здесь в казаки-разбойники! Прятаться в окружающих дом кустах сирени, представляя, что это древний непролазный лес, терновые заросли у стен сказочного замка…
Утром я выходила из дома в белых носочках, а вечером отказывалась мыть чёрные ноги — грязное свидетельство своих подвигов. Гора по центру двора казалась самой высокой в мире. Мы забегали на неё наперегонки, цепляясь руками за стебли и камни. Уже наверху можно было лечь в залитую солнцем траву, вытянуться и покатиться вниз, как брёвнышко.
Ещё выше был детский сад, через ограду которого я шмыгала с дворовыми ребятами — воровала облепиху. На самом деле есть ягоды сомнительного происхождения было не так весело, как бегать от сторожа. Сад всё ещё там, но уже другой — не тот, не наш. И сторожа нет. С теми детьми мы уже вряд ли узнаем друг друга на улице и поздороваемся — разве что с парой человек.
Прежде рядом с трансформаторной будкой стоял зелёный ржавый гараж, где жил маленький трактор. Трактор тоже вырос, уехал. Вместе с девочкой, у которой я выторговала фигурку трицератопса, отдав красивую куклу, вместе с вечно наматывающими круги по двору мальчиками-велосипедистами.
А что осталось? Остался пятый подъезд, в котором жила моя бабушка Екатерина Николаевна Мартина. Она любила помаду морковного цвета, тонкие кружевные шали и пекла самые вкусные в мире манники. Беспокоилась, кто будет печь их нам, когда её не станет? Я просила: научи. Остался запах облепихи — бабушка заготавливала желе, варенье, варила морсы, морозила оранжевые ягоды, и всё это добро стремилась подарить мне, родителям, брату, переехавшим в 2004-м из Привокзального района в Южный. Знаете, как бывает: фактически пахнуть нечему, а запах в памяти сохранился — ощутимый, почти реальный, солнечно-пряный. В любой момент его можно включить, как песню в плеере.
Недавно я снова забрела во двор своего детства. Побродила. Там беседовали женщины: одна стояла у подъезда, другая — на балконе. Когда они закончили, я осмелилась спросить, помнят ли тут мою бабушку. Оказывается, помнят. Хорошо, когда от нашего прошлого остается хотя бы добрая память...